...В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны Роксли, в Окделл вошел жгучий брюнет лет тридцати восьми. За ним бежал беспризорный. — Сударь, — весело кричал он, — дай десять суанов! Брюнет вынул из кармана камзола нагретое яблоко и подал его беспризорному, но тот не отставал. Тогда пешеход остановился, иронически посмотрел на мальчика и тихо сказал, приподняв одну бровь: — Может быть, тебе дать еще ключ от Гальтары, где Твари сидят? Зарвавшийся беспризорный понял всю беспочвенность своих претензий и отстал. У белых башенных ворот провинциального храма две суровые старухи жаловались на королевскую власть и вспоминали любимых дочерей. Из церковного подвала несло холодом, бил оттуда кислый винный запах. Там, как видно, хранилось надорское белое. — Нет, — с огорчением сказал брюнет, — это не Алвасете, это гораздо хуже. читать дальшеОн миновал храм и вышел на бульвар. Справа и слева на скамьях сидели одинокие девицы с раскрытыми книжками в руках. Дырявые тени падали на страницы книг, на голые локти, на трогательные челки. Когда приезжий вступил в прохладную аллею, на скамьях произошло заметное движение. Девушки, прикрывшись книгами Веннена, Дидериха и Барботты бросали на приезжего трусливые взгляды. Он проследовал мимо взволнованных читательниц парадным шагом и вышел к зданию городской ратуши — цели своей прогулки. Через минуту он уже стучался в дверь покоев губернатора. — Вам кого? — спросил местный писарь, сидевший за столом рядом с дверью. — Зачем вам к губернатору? По какому делу? Как видно, посетитель тонко знал систему обращения с королевскими чиновниками. Он не стал уверять, что прибыл по срочному казенному делу. — По личному, — сухо сказал он, не оглядываясь на писаря и широко распахивая дверь. — К вам можно? И, не дожидаясь ответа, приблизился к письменному столу и уселся в кресло: — Здравствуйте, вы меня не узнаете? Губернатор, черноглазый большеголовый человек в синем камзоле и в таких же пантаонах, заправленных в ботфорты, посмотрел на посетителя довольно рассеянно и заявил, что не узнает. — Неужели не узнаете? – очень удивился брюнет. -- Нет. -- А между тем многие находят, что я поразительно похож на своего отца. — Я тоже похож на своего отца, — нетерпеливо сказал губернатор. — Сударь, что вам угодно? — Тут все дело в том, какой отец, — грустно заметил посетитель. — Я сын самого Эгмонта. Губернатор смутился и привстал. Он живо вспомнил знаменитый облик мятежного герцога с бледным лицом и грустными глазами. И хотя губернатор прибыл в Окделл недавно и, строго говоря, как представитель королевской власти он обязан был не одобрять, в душе губернатор являлся человеком добрым и жалостливым. Пока он собирался с мыслями, чтобы задать сыну мученника приличествующий случаю вопрос, посетитель присматривался к меблировке покоев взглядом разборчивого покупателя В кабинете губернатора Надорского герцогства, кроме обычного письменного стола, прижились два пуфика и зеркальный кагетский шкаф грубой рыночной работы. «А шкафчик-то типа „Гей, Кагеты!“ — подумал посетитель. — Тут много не возьмешь. Нет, это не Алвасете». — Очень хорошо, что вы зашли, — сказал, наконец, губернатор. — Вы, вероятно, из Олларии? — Да, проездом, — ответил посетитель, разглядывая шкаф и все более убеждаясь, что финансовые дела Надора по-прежнему плохи. Он предпочитал дворцы губернаторов , обставленные новой дриксенской мебелью приддских краснодеревщиков. Губернатор хотел было спросить о цели приезда герцогского сына в Окделл, но неожиданно для самого себя жалобно улыбнулся и сказал: — Озеро у нас замечательное. Скажите, а вы-то сами помните восстание Эгмонта? — Смутно, смутно, — ответил посетитель. — В то героическое время я был еще крайне мал. Я был дитя. — Простите, а как ваше имя? --Эээ… Алан. -- Но, простите, разве у Эгмонта был сын Алан? – удивился губернатор. -- Ой как нехорошо… – подумал посетитель. — Да-а, — протянул он, уклоняясь от прямого ответа, — теперь многие не знают родословных бывших герцогов. Угар Излома. Нет того энтузиазма, Я собственно попал к вам в город совершенно случайно. Дорожная неприятность. Остался без суана. Губернатор очень обрадовался перемене разговора. Ему показалось позорным, что он запутался в таком простом для всякого местного жителя вопросе. «Действительно, — думал он, с любовью глядя на воодушевленное лицо героя, — глохнешь тут за работой. Великие вехи забываешь». — Как вы говорите? Без суана? Какая жалость. — Конечно, я мог бы обратиться к частному лицу, — сказал посетитель, — мне всякий даст, но, вы понимаете, это не совсем удобно с политической точки зрения. Сын мятежника — и вдруг просит денег у частного лица, сами понимаете в какое положение можно поставить добрых эров. Последние слова сын герцога произнес с надрывом и подвигал вверх вниз густой черной бровью. Губернатор тревожно прислушался к новым интонациям в голосе посетителя. «А вдруг припадочный? — подумал он, — хлопот с ним не оберешься». — И очень хорошо сделали, что не обратились к частному лицу, — сказал вконец запутавшийся губернатор. Затем сын героя мягко, без нажима перешел к делу. Он просил пятьдесят таллов. Губернатор, стесненный узкими рамками местного бюджета, смог дать только восемь таллов и письменное распоряжение для местного трактирщика об обеде за государственный счет. Сын героя уложил деньги и бумагу в глубокий карман камзола и уже собрался было уходить, как вдруг дверь неспешно растворилась, и на пороге ее показался бледный русоволосый юноша с лиловым бланшем под глазом. Одет он был когда-то в роскошный, а теперь изрядно заношенный багряный колет. — Кто здесь губернатор? — спросил он, тяжело дыша и уткнувшись огромными, хрустальной чистоты серыми глазами в пол. — Я, — сказал губернатор. — Здравствуйте, сударь — пробубнил новоприбывший, и после мучительного раздумья, коротко поклонился. — Я -единственный сын и наследник герцога Окделла. — Кто? — спросил глава города, тараща глаза. — Сын великого, незабвенного Эгмонта, — повторил пришелец, — А вот же сударь — сын герцога Окделла, Алан Окделл. И губернатор в полном расстройстве указал на первого посетителя, лицо которого внезапно приобрело насмешливое выражение. Юноша побагровел от гнева, раскрыл рот, вскинул взгляд на первого посетителя, после чего мгновенно побледнел и так и застыл с открытым ртом. В глазах второго сына Эгмонта отразился ужас. -- Это же… это же… эр… На лице губернатора появилась скверная улыбка. И вот, когда второму сыну герцога уже казалось, что все потеряно и что ужасный губернаторский гнев свалится сейчас на его русую голову, неожиданно пришло спасение. — Дикон! — закричал первый сын Эгмонта, вскакивая. — Родной братик! Узнаешь брата Алана? И первый сын заключил второго сына в объятия. — Узнаю! — прохрипел полузадушенный в объятиях братик. — Узнаю брата Воро… Алана! Счастливая встреча ознаменовалась такими сумбурными ласками и столь необыкновенными по силе объятиями, что второй сын знаменитого герцога вышел из них с побледневшим от боли лицом. Брат Алан на радостях помял его довольно сильно. — До чего удивительная встреча! — фальшиво воскликнул первый сын, взглядом приглашая губернатора примкнуть к семейному торжеству. — Да, — сказал губернатор замороженным голосом. — Бывает, бывает. Увидев, что губернатор все еще находится в лапах сомнения, первый сын погладил брата по русом вихрам и ласково спросил: — Когда же ты приехал из Алата, где ты жил у бабушки твоего сюзерена? — Да, я жил, — пробормотал второй сын Эгмона, — у нее. — Что же ты мне так редко писал? Я очень беспокоился. — Занят был, — ответил русоволосый. И, опасаясь, что неугомонный брат сейчас же заинтересуется, чем он был занят (а занят он, был преимущественно тем, что сидел в Багерлее, ожидая суда), второй сын Эгмонта вырвал инициативу и сам задал вопрос: — А вы… ты… почему не писал? — Я же тебе посылку послал — неожиданно ответил братец, чувствуя необыкновенный прилив злой веселости, — разве ты забыл? Постепенно воспоминания братьев стали живее. Русоволосый вполне освоился с обстановкой и довольно толково, хотя и монотонно, рассказал содержание менторского очерка «Битвы при Ренквахе». Брат украшал его сухое изложение деталями, настолько живописными, что губернатор, начинавший было уже успокаиваться, снова навострил уши. Однако он отпустил братьев с миром, и они выбежали на улицу. За углом ратушы они остановились. — Кстати, о детстве, — сказал первый сын, — таких, как вы, юноша, для их же пользы надо убивать именно в этом счастливом возрасте, пока они не выросли. Из рогатки. — Почему? — затравленно спросил второй сын знаменитого отца. — Таковы суровые законы жизни. Или, короче выражаясь, жизнь диктует нам свои суровые законы. Вы зачем полезли в кабинет? Разве вы не видели, что губернатор не один? — Я думал… — Ах, вы думали? Вы, значит, теперь иногда думаете? Похвально. Вы - мыслитель. Как ваша новая фамилия, мыслитель? Может быть Павсаний? Русоволосый всхлипнул, подавленный несправедливым обвинением. — Ну, я вас очередной раз прощаю. Как-никак-мы братья, а родство обязывает — сказал Рокэ Алва. – А вы я вижу, несмотря на разбитый герб, подались в родные пенаты? Неожиданно молодой человек перестал страдать и уставился на другую сторону улицы. — Смотрите, эр— сказал он, указывая на зеленые глубины бульвара. — Видите, вон идет человек? — Вижу, — высокомерно сказал Алва. — Ну и что же? Это нар-шад Тимбукту? — Это эр Август, — прошептал Дикон. — он теперь тоже сын Эгмонта. — Как, еще один сын? — сказал Рокэ. — Это становится забавным...
Поскольку в этом репортаже пленка не с начала - поясню, благо видел полный вариант - великий завоеватель беседуя с журналистами, - перед камерами! - посмотрел в небо (наверно услышал что-то) изменился в лице, и вякнув охране на английском "уходим" бросился бежать со всех ног в неизвестном направлении... Никакой угрозы, кроме как в воспаленном мозгу бегуна, конечно, не наблюдалось.
Форумная тема ""Номинанты на конкурс самая странная претензия к герою" мне не нравится с самого начала, никогда в ней не писал и писать не намерен, но крайне огорчен, что она вообще существует. Ошибочные точки зрения нужно опровергать аргументами, а не тыкать пальцем: "Смотрите все! такой-то спорол очередную чушь!"
Сначала - "случай из жизни" Заглянул сегодня на последнюю страницу одного форумного фика и прочел о том как некий кэртианский дворянин проснулся утром в трактире после того ,как сильно перебрал, и обнаружил, что у него пропал кошелек. Дворянин (вообщето он герцог) попробывал возмутится. Трактирщик ему нахамил, с помощью вышибал разоружил, потребовал отработать съеденное и выпитое на кухне (хорошо, хоть не натурой) и отправил мыть посуду. Не находите что Картина для круга Скал или скажем старой доброй Франции соответствующего века несколько... сюрреалистическая? Ах да, дворянин Дик Окделл, это же все объясняет!
Все вороны гадят на Дикона Все собаки лают на Дикона Потому что много у Дикона Лишь невезения дикого... И самый последний в Талиге бродяга Никак крепким сном не уснет Пока про свинью не пошутит, бедняга, Пока Дикона в попу не пнет.
На самом деле, с одной стороны как-то с реализмом плохо, с другой - в теме высказываться не буду, не хочу автора огорчать -он по всему судя человек хороший (мытье посуды это вам не лоботомия, это очень мягко) да и пишет неплохо... К чему это я? - к вопросу о реализме в фиках! Люди ,которые разбираются в поведении рокэобразных вообще, и конкретного Алвы в частности (я знаю среди моих ПЧ такие есть!!! ) не окажите фикрайтеру посильную помощь если есть время и желание? Хочется чтобы Рокэ вел себя в характере, а я не уверен, что смогу передать все в точности.
Выкладываю доольно большой кусок, начало для удобства поднял. Жду комментариев, пожеланий, и всего прочего.
Междукнижье. В день Совета.
читать дальше …Все не задалось с самого начала, а точнее с того момента, как Гендальф Серый постучал посохом в двери большого дома, стоящего посреди Нигде, дома, освещенного яростным багряным светом вечного заката. Владыка Элронд ненавязчиво пристроился чуть позади, так что было непонятно: он пришел вместе с магом или просто прогуливается мимо. Как и всегда, это означало, что отдуваться за двоих придется одному волшебнику. Владыка объяснял это тем, что уступает право вести переговоры более мудрому коллеге, но Гендальф давно подозревал, - Владыке просто лень, и он с радостью загружает всегда готового к свершениям, старого бородатого осла. Воистину нет ленивее существа, чем то, у которого впереди вечность! Дверь отворил чернявый слуга средних лет, подозрительно осмотрел обоих и заявил, что соберано устал от спасения мира, и никого не принимает, а туристов особенно. Не успел Гендальф заявить, что уж кем, а туристами они с Владыкой точно не являются, как у порога дома прямо из пустоты возник невысокий печальный шатен с седыми висками и аккуратно подстриженными усами. Мужчина наградил незнакомцев вежливым кивком головы, небрежно кивнул и слуге и молча проследовал в дом. - А если и принимает – тут же, не моргнув глазом, поправился наглый привратник – то только старых друзей, с которыми намерен хорошенько отдохнуть. - Я, почтенный старец, – маг нарочито тяжело оперся о посох – проделал такой длинный путь, чтобы просить вашего хозяина помощи в чрезвычайно важном деле, и меня даже не пустят за порог? - Соберано не принимает, извините. - Даже если речь идет о спасении еще одного мира? - Соберано не принимает, мне очень жаль. - В таком случае – маг перехватил посох поудобнее – я останусь тут и буду до рассвета молить пустить и выслушать меня. И стучать. Волшебник с энтузиазмом шарахнул посохом по стене, слегка усилив магией звук. Вышло достаточно громко. - В таком случае нам придется вас проводить – слуга смотрел, не мигая, очень неприятным взглядом. - Куда? – деланно удивился маг - Кроме этого дома тут ничего нет. А потом - вы же не подымите руку на старика – сказал Гендальф и обаятельно улыбнулся. Слуга оказался человеком тертым и неглупым, поняв или почувствовав, что этого гостя просто так с лестницы не спустишь, он буркнул: - Ждите, я доложу – и исчез за дверью. Маг немедленно приставил ухо к дубовой обшивке дверей. Слух у волшебника был отнюдь не старческий, да и не человеческий, и он прекрасно расслышал, как слуга негромко приказал какому-то Пако готовить мушкеты, как поднялся по лестнице на второй этаж. Оттуда доносилось журчание неторопливых разговоров, звон посуды, бренчание струн настраиваемой гитары и треск паленьев в камине. Гендальф сконцентрировался на негромком докладе слуги: - Соберано, к вам неизвестный… старый человек… - Старый и больной? – спросил ленивый низкий баритон. - По виду не скажешь – ответил привратник. - И чего ему надо? - Он хочет, чтобы вы спасли мир – объявил слуга так, словно речь шла о милостыне или о просьбе мелкой суммы взаймы. - Пусть придет в четверг – заявил баритон. - Но соберано, тут не бывает четвергов. Как и всех остальных дней недели. - Именно это я и имел в виду. - Он грозится остаться и колотить посохом в дверь до утренней зори. А с рассветами у нас так же, как и с четвергами. - Старый, может и не больной, но точно назойливый… и стучит громко. Ты знаешь что делать – я не хочу портить вечер. - Как будет угодно соберано, но…мне не хотелось бы доводить дело до крайности. – признался привратник. - Этот старик, что, в таком сильном отчаянии что тебе стало его жалко? - Не знаю насчет отчаяния, но он очень уверен в себе. Я склоняюсь к тому, что он не тот за кого себя выдает, очень опасен и не привык, чтобы его держали на улице. Однако! Интересные у этого Алвы слуги. - Хорошо, я сам разберусь – вздохнул обладатель баритона. - С ним еще один… человек, похожий на родственника Приддов – сообщил слуга. - Зови обоих – распорядился баритон и волшебник оторвался от двери с удовольствием распрямив уставшую спину. Пять минут спустя Гендальф увидел предполагаемого кандидата в кольценосцы. Маршал Рокэ Алва по прозвищу Ворон, сидел в кресле у стола и вертел в руках бокал с вином. Кроме хозяина в зале расположились гости: уже упомянутый усатый брюнет с печальными добрыми глазами; чуточку полноватый молодой человек также с бокалом вина, развалившийся в кресле у камина; изящный юноша в фиолетовом, живое лицо которого при виде посторонних приняло бесстрастное выражение, точь-в-точь как у Владыки Элронда; жгучий брюнет с обветренным загорелым лицом, устроившейся на подоконнике и светловолосый офицер, единственный из всех с кружкой пива в руках. Маг почувствовал, что не все из этих людей живы. Впрочем, это совершенно не мешало ни живым, ни мертвым. Гости встали с мест и ненавязчиво встали за креслом хозяина, Сам Ворон остался сидеть, глядя на пришедших недобрым взглядом ярко-синих глаз. - Меня зовут Гендальф Серый, это мой друг Элронд Эльфинит – маг, а за ним и Владыка слегка поклонились. - Рокэ Алва, хозяин этого дома.
которых я спешу поздравить: Лау, Юлия, с Днем Рождения!
И в качестве подарка, выкладываю начало страшного долгостроя, кусочки из которого я уже кое-кому показывал.
Итак:
ПОВЕЛИТЕЛЬ КОЛЬЦА. Вырванные странички из Алой Книги Западного Края, сгоревшие в лиловом пламени.
Страница Первая Ривендейл. (он же Имладрис) За день до Совета.
читать дальше - Все пропало – в который раз уныло протянул Элронд Эльфинит, Владыка эльфов. Гендальфу нестерпимо захотелось стукнуть Владыку посохом - на правах старого друга. Великий маг в раздражении прошелся по личному покою Владыки, извергая дым из массивной трубки, что твой дракон. Волшебник уже протоптал на ковре заметную округлую дорожку. - Когда-нибудь это должно было случиться – заявил маг – рано или поздно, но… Гендальф прервался на полуслове. Из-за резных дверей донесся голос стражника, возвестивший: «Военачальник Глорфиндел к Владыке!», двери распахнулись, и в залу ворвался эльфийский воин, огромный и свирепый, сияющий белым, слепящим глаза яростным светом. - Ну что? – Выдохнули двое Мудрых в один голос. Богатырь небрежным кивком обозначил приветствие, протопал к ближайшему стулу и продолжая сиять, уселся на его спинку, которая каким-то чудом не только не сломалось, но даже не прогнулась под его весом (Примечание 1). После чего немедленно начал болтать ногами, отчего у Гендальфа сразу лопнуло терпение. -Да не томи! – рявкнул маг, грозно надвигаясь на сверкающего витязя. - Я шестой день с ног валюсь, а они орут – пробурчал витязь себе под нос тихо, но так, чтобы было слышно, однако больше тянуть не посмел – О, Мудрый майа, друг всех эльфов, и ты владыка, О! (Примечание 2) Все по прежнему: никаких следов хоббитов, никаких следов Эллесара, в общем, как сквозь землю провалились. Услышав такие новости, Гендальф потемнел лицом и вгрызся в мундштук. Владыка Элронд оставался невозмутимым, лишь во взгляде добавилось вселенской печали. - Ты толком говори – потребовал старый маг, и, наконец, взорвался – и будь добр, прекрати рябить в глазах! - Не рябить, а сиять во страх врагам! – снова пробурчал под нос витязь, но маскировочные чары снял. Великий воин Гандолина и ужас всех орков оказался тощим миловидным подростком, годков четырнадцати на человеческий счет. - Ну, ты хорошо искал? – допытывался Серый. - Да я в этот раз до самой Древлепущи дошел! Там их нет. В Могильники они не возвращались. В «Пони» тоже. По-моему, хоббитов видел Бен-Анар, если я правильно понял его песенки – вы знаете, его понять трудно. Больше ничего хорошего сказать не могу – закончил мальчишка – и, упреждая очередной вопрос, добавил: - У Элладана и Элрахира тоже «пусто». Маг, уже раскрывший было рот, мрачно затянулся из трубки. - А слуги Врага? – соизволил вмешаться Владыка Элронд. - Назгулы по прежнему болтаются между Бри и тем берегом Реки – доложил разведчик - Я тут подловил одного и усекновил…усекнул…, да как это на всеобщем сказать! В общем – поверг! Мальчишка с торжеством полез в висящую на ремне сумку и продемонстрировал край, черного как, беззвездная ночь, плаща. - Моргомира или Моро – я их все время путаю… Но тут набежало его четверо дружков во главе с Ангмарцем, и я стремительно помчался, словно поток, несущийся в камнях, подобный осеннему ураганному ветру, гнущему верхушки мелорнов… - Доиграешься когда-нибудь – буркнул маг, прерывая поэтический поток эльфийского сознания, обозначающий самый скорый драп из всех возможных драпов (Примечание 3). – По крайней мере, если Девять все еще тут, это для нас хорошо -подумал в слух Гендальф. Зря. - Назгулы? Хорошо??? – с недоверием поинтересовался разведчик, глядя на мага как на гномью диковину. Гендальф глубоко вздохнул, давя раздражение. Сорванец, как и большинство обитателей Средиземья, не был посвящен в План Великого Творца, Профессором Именуемого, и прошлого с будущем не прозревал. И слава Иллуватару. Маг вдруг почувствовал, как он устал от этой вековечной борьбы, будь она не ладна. - А может, мне наконец объяснят, с чего такой шум? – воспользовавшись паузой немедленно поинтересовался Глорфиндел – ну хоббиты, ну опаздывают… Эллисар их мог в такую глухомань завести, что нам их до Пятой Эпохи не найти. В чем дело-то? - Вот иди и ищи. – отрезал Гендальф – хорошо ищи, если нужно до самого Сумеречья дойди, но найди, и желательно ПОБЫСТРЕЙ. С последним словом из-под разведчика словно сам собой вылетел стул. Юнец изящно, словно кот, приземлился на ноги, и отступил к двери. - Иди – кивнул Элронд, отпуская своего лучшего разведчика. Не смотря на юные годы, а вернее благодаря им, Глорфиндел выгодно отличался от прочих Перворожденных кипучей энергией и нескончаемым энтузиазмом. Да и назгулов совершенно затретировал, (Примечание 4) так что те бегали от него так, как не бегали от самого Гил-Галада. - А мне спешить некуда, мне еще расти лет двести, а потом впереди - вечность! – выпалил мальчишка и скрылся с глаз, от греха подальше – только хлопнула дверь. - Ох уж эти эльфы! – в сердцах рявкнул маг. Владыка Элронд вопросительно приподнял бровь. – Дождетесь, прокляну! И вырастут у всех вас, о перворожденные, хвосты. Или того хуже – дурацкие острые уши. - Острые уши? Ну ты, Олорин, и скажешь… - хмыкнул Эльфинит. - Вечность у него…играет кое-где...вечность! – не мог успокоиться маг. – Барлог знает что такое! Один раз пролез в Междукнижье и совершенно распустился! В голову лезли мрачные мысли: стоит им принять неверное решение, и не будет у дурачка никакой вечности. Вообще ничего ни у кого не будет. - Все пропало… - протянул Владыка нараспев. - Ты уже это говорил! - Олорин, как думаешь, оно уже у Него? – Элронд раздражение мага попросту игнорировал. - Если бы оно было у НЕГО, мы бы тут с тобой не разговаривали – сарказма в голосе мудреца хватило бы на трех раздраженных драконов. Волшебник рухнул в кресло, подпер кулаком бороду и начал думать. Времени у них не больше не было. - Ну почему стоит мне отвлечься, все идет наперекосяк! – маг треснул ладонью по подлокотнику. - А ты поменьше визитов делай – ехидно заявил Владыка – по коллегам. Гендальф поморщился и махнул рукой. -В общем, так – Иллуватар с Профессором, как же ему не хочется, но делать нечего – Ждать мы больше не можем. Если завтра Хранители не выступят из Ривендела, мы вылетим из графика и за последствия я не отвечаю. Но они будут и препаршивые. Будем считать, что мальчишка прав, Арагорн увел Фродо в такую глушь, что назгулам до него не добраться, и рано или поздно они заявятся сюда. Поэтому, переходим к запасному варианту. - А может не надо? – вопросил Владыка. - Надо! – Гендальф барабанил пальцами по подлокотнику – работаем с наемниками, по появлению настоящего Хранителя меняем их местами в удобной для нас точке, и молимся, чтобы Абсолют не заметил разницы. Ты сделал то, что я просил? - Да. – Владыка провел рукой над спинкой трона и извлек из секретного ящичка несколько листов пергамента.- Кандидатов я отбирал лично. Как тебе этот? Эльф передал магу верхний лист. На нем был изображен мускулистый синеглазый здоровяк с черной гривой волос до пояса. В руках громила сжимал огромный меч, из одежды на нем были лишь многочисленные шрамы и кожаные трусы. - Этот не пойдет – сказал майя, придирчиво рассмотрев картинку. - Почему? - искренне удивился Элронд – я с ним уже провел предварительную беседу, настоящий профессионал. - Этого в кольценосцы? Да он пропьет свою Ношу в первом же трактире! – рявкнул Гендальф. - Зато силен как бык! И между прочим, специалист по злым колдунам и черным магам. Сам, правда, магию и магов, ненавидит, но когда я утроил плату… - Элронд хмыкнул - возникла еще сложность, он заявил, что приличный враг не может состоять из одного глаза, это чересчур даже для «клятых колдунишек» - но я еще удвоил сумму и он пообещал дать "Глазу" в глаз. А ты говоришь, «не пойдет!» - Не пойдет – кивнул Серый – и ты сам сказал почему. Он не лю-бит ма-гов! - Ну и? - А я у нас кто? И как я его поведу? -Нда… - Элронд с огорчением отложил рисунок. - Насколько я его знаю, никак. А как насчет вот этого? Владыка пододвинул второй пергамент с изображением черноволосого синеглазого красавца в камзоле и шляпе поверх косынки. Воин стоял на палубе корабля, на штурвале которого имелась табличка с названием: «Арабелла». - Хорош! – Гендальф вздохнул, - ну уж больно неприятный у него мирок. Монотеизм, никакой магии, при контакте может принять за злых духов и начать стрелять, а магии нет…мне что, посохом отбиваться? Или вовсе, сожгут, отсталые туземцы... - На Тебя не угодишь! – Элронд пожал плечами – вот последний кандидат, надеюсь, с ним-то все в порядке? - Нет, только не он! – быстро выпалил Гендальф, лишь мельком взглянув на последний рисунок. - Ну знаешь! – Владыка в первый раз проявил хоть какие-то эмоции –Это переходит всякие границы! - А…а что это они у тебя все черноволосые и синеглазые? –спохвотился маг. Ты их как вообще отбирал, по какому признаку??? Владыка демонстративно отвернулся. Гендальф вздохнул. Потом еще раз вздохнул. -У него же ОТВРАТИТЕЛЬНЫЙ характер! – сделал он последнюю попытку, сам понимая, что благодаря старинному другу окончательно влип. Нет, ходить всем эльфам с острыми ушами! Владыка промолчал. - Я об этом пожалею… - буркнул маг и отбросил рисунок прочь. С него недобро глядел смуглый синеглазый брюнет в черном и синем, изображенный на фоне темнеющей башни и пламенеющего заката.
Примечание 1: Он был продвинутый эльф и читал Панкееву. Примечание 2: Еще он читал Громыко. Примечание 3: Способ усекновения назгулов, изобретенный Глорфинделом, заключался в следующем: незаметно подкрасться сзади к нечего не подозревающему назгулу при помощи отводящих глаза (коню) и отбивающих нюх (назгулу) чар и резко сдернуть с назгула плащ – после чего с хихиканьем убежать от частично развоплащенного и поэтому очень злого назгула. Примечание 4: Темным Всадникам все время приходится искать ближайшую лавку, торгующую одеждой!
Если помрет Альдо, его оплачут по меньшей мере двое, если Штанцлер -уж точно один, если Катари -после комедии с судом все просто обрыдаются. Если помрет Дикон -никто. Какой отсюда напрашивается вывод?
Из новостной ленты: Арест Радована Караджича позволит Еврокомиссии начать реализацию экономического блока Соглашения об ассоциации и стабилизации (САС) с Сербией, что также сулит Белграду приобщение к "общеевропейским ценностям" вроде безвизового режима и торговых преференций.
Интересно, почему приобщение к "общеевропейским ценностям" должно начинатся с предательства?
Спасибо графу, ответ которому я собственно и сочинял...
читать дальшеОтец Герман решительно шел по темному коридору, стараясь ступать настолько тихо, насколько позволяли подкованные сапоги для верховой езды. Он шел в галерею, где сегодня вечером произошло убийство, пусть этого сразу никто не понял. Герман закусил губу. И ведь чувствовал, что вокруг Окделла затевается нечто куда более поганое чем придирки толстого придурка, но не предал значения, а теперь из-за этого погиб совсем другой человек, его ученик, родственник монсеньора… погиб глупо, случайно, избегнув встречи с лаикскими призраками, погиб из-за человеческой подлости! Если бы в молодом клирике не проснулся исследователь и он не решил как следует потрясти унаров по одиночке на предмет таинственных монахов, если бы он не начал с Паоло, он не знал бы и этого. Мальчик уже умирал, помочь ему мог бы разве что сам Алва, но монсеньор был далеко. Юный Куньо успел рассказать про порез, про угощение, посланное Окделлу через камин, про человека выдавшего себя за Сузу-Музу. Герман мог только молить Ушедших, чтобы мальчику достался достойный его спутник, чтобы дух его обрел покой, не смотря на нечистую смерть. Отец Герман вздохнул – молитвы нужно оставить на потом. Слуга уже гнал коня, спеша с письмом к усадьбе монсеньора, а он должен, должен поймать убийцу, благо есть замечательная возможность: мешок, который унары «незаметно» от него спрятали в камин. Если этот тот человек, на которого он думает, у него хватит ума прийти ночью и забрать мешок или по крайней мере отбить у бутылки горлышко, а раз так… отец Герман сунул руку под сутану и взвел курок пистолета. Рисковать он не собирался. Наконец вот дверь галереи…приоткрыта, хотя он сам ее запер! Ему повезло – он успел как раз вовремя. Шаг вперед, долговязая фигура, склонившееся над камином испугано дергается… не он, хитрый мерзавец, послал вместо себя другого. Застигнутый у камина унар напугано таращится на ментора, пряча за спиной дрожащие руки. -Унар Северин, что вы тут делаете? - Я…мне…ничего! Я ничего не знаю! – унар судорожно вытирал перепачканные золой руки о штаны. - Молчите! Врать вы будете не мне, и не капитану, а Рокэ Алве – зло усмехнулся клирик. - Алве??! – мальчишка испугался еще сильнее, и было от чего. - Конечно. Уверен – ему захочется лично наказать убийцу его родича. -Убийцу?!! – юнец вытаращился еще больше, и побледнел как мел, похоже, не знает… - Только что умер Паоло Куньо, кэнналийский рэй, умер от яда, который находится в этом мешке –отчеканил отец Герман. - Это не я!!! – взвыл Северин – я думал это шутка, я должен был просто забрать мешок! -Я верю тебе– Герман опустил пистолет – но поверит ли тебе Ворон? - Это действительно, не он… - почти ласковый, наглый шепот в ухо, легкий кошачий шаг за спиной…умный мерзавец, пришел проследить… Удар. Брызги крови, глухой стук падающего тела, звон брошенной на пол кочерги…
- Что еще? – Рокэ хмуро смотрел на «домоправителя». Хуан на миг утратил обычную невозмутимость. - Мы вывезли тела, забрали их лошадей, привратник будет говорить, что спал, если на него нажмут, «вспомнит», что они уехали, никто ничего не поймет, но…пока мы занимались обыском – они исчезли. -Кто? – переспросил Алва. -Тела священника и рея Куньо. Их никто не охранял, это моя вина. –Хуан слегка склонил голову. Алва поморщился, что должно было означать: «не говори ерунды». - А обыск? - В комнате унара Колиньяра, в камине я нашел оплавленный разбитый стеклянный флакон –Хуан аккуратно вынул из кармана платок, развернули положил на стол. В платке оказался почерневший стеклянный осколок, а рукав его камзола забрызган чем-то бурым, я бы сказал, кровью. Как я понимаю, для того чтобы обвинить сына обер-прокурора в убийстве, этих улик не хватит. Нам заняться им? – обычно глава его охраны ждал распоряжений и с предложениями без спросу не лез, но тут речь шла об убитом и не отомщенном кэнналийце. - Нет, - Рокэ привычным жестом провел ладонями по вискам – я сам им займусь, лично… Этот щенок давно меня раздрожал, но теперь он перешел черту.
Я тебя поздравляю, желаю здоровья и исключительно позитива.
В подарок -рисунок и маленькая восточная сказка, в качестве иллюстрации к иллюстрации...
Итак:
...Рассказывают, что однажды мастер Джу-Блэй, прозванный Сломанный Меч, потому что сломал он свой верный цзяньбянь, защищая своего нерадивого ученика Ди-Кона, прервал послеобеденную медитацию и возопил, обращаясь к своему ученику: -читать дальше О тысяча Богов и Демонов Поднебесной и Островов, Ди-Кон-кохай, разве я многого хочу?! Как от яблони вырастает яблоня, а от вишни – вишня, хотел я, чтоб вырос из человека человек, а растет какая-то свинья… И ученик его Ди-Кон, который читал труды, живописующие великих полководцев, на это лишь шумно вздохнул, и услышал в этом вздохе старый мастер встречный вопрос: « и не надоело тебе старый Джу-сэмпай, приддираться по пустякам к бедному Ди-Кону?» -Да! – продолжал мастер, распаляясь и разбрасывая свою мудрость, как женщина корм для птиц - Из человека прекрасно выходит свинья! Но почему то из свиньи не растет человек, как от яблони – вишня, от вишни – персик, а от персика – апельсин! И что ты на это скажешь, мало битый в детстве боевой плетью по местам, внушающим уважение к старшим? Оторвался на миг его ученик Ди-Кон от книги «Сто побед великого сёгуна Рокэ Алвагочи» и сказал на это скорбно: - Сэнсей… вы хотите компоту? И снова углубился в описание битвы сёгуна с болотными демонами Ренк-Ва. От такого ответа Джу-Блэй взбежал вверх по великому водопаду реки Рё. Спустившись обратно, Сломанный Меч так сказал своему ученику: - Плохой из меня учитель, потому что я не знаю, что с тобой делать. Поэтому я посылаю тебя к великому мудрецу Э-Ла: пусть мудрец решает, как с тобой быть. -Это тот великий мудрец, чья мудрость превышает мудрость всех духов огня, воды, воздуха и земли? -Да. -Который живет на самой высокой горе Поднебесной и познал Дао? -Да. -И который выиграл у демонов Девяти Преисподен все девять Преисподен в великую игру мудрецов Го? -Да. И который разрешил им пожить там из великодушия? -Да. - Мудрее всех драконов Островов? -Да!!! - И знает ответы на все вопросы? - Ди-Кон-тян! Ты пойдешь к мудрецу, наконец? - Не знаю сенсей, - ученик начал ковырять сандалией песок - а если он куда-нибудь переехал, или и вовсе вознесся на новый уровень существования? Я слышал, на Самую Высокую гору Поднебесной ведет сорок четыре тысячи ступеней и на каждой написана божественная мудрость. И если она равна вашей, я и шестнадцати не одолею… - Ужели слышу я сарказм в твоем голосе, беспутный отрок? – грозно спросил сенсей и добавил – не ной! Не начав путь, не сможешь узнать по силам ли он тебе! - Поэтому лучше вообще никуда не ходить… - пробубнил под нос ученик. -Тебя точно послали мне на погибель все известные Магацу-ками! -пожаловался Вселенной мастер Джу и добавил, ибо знал своего ученика: - Лучше подумай: без моего разрешения тебя и на три полета копья пущенного самураем на всем скаку не подпустят к самой высокой Горе. Зато Теперь ты сможешь не только передать мой вопрос, но и сам спросить мудреца о том, что кажется тебе важным. - Правда-правда? – спросил ученик, хлопая ресницами, отчего в долине Ха-Сё поднялся небольшой ветер и великий поэт Пон-Си сочинил хокку, достойною своего учителя Барботаши:
Ветер подул горячо И снова затих Плачет подрубленный пень.
- Иди, но не смей особо надоедать мудрецу! – и мастер Джу отправился в дом, в поисках достойного его мудрости компота. А Ди-Кон отправился в путь и прошел почти всю Поднебесную. Он сносил четыре кимоно и шестнадцать сандалий. Каждую ночь, устраиваясь на ночлег, он размышлял, прогоняя недостойный юного самурая испуг, о том, что пожелает сделать с ним строгий мудрец. Ибо к придиркам своего сенсея он давно привык, а сам полагал, что делать с ним ничего не нужно, потому что он, Ди-Кон и так, вполне себе хорош. А каждое утро, отправляясь дальше, он сочинял и записывал бамбуковой палочкой на рисовой бумаге множество важных вопросов, которые обязательно надо задать мудрецу. Записывал их Ди-кон, не потому что боялся забыть, но потому что решил подать их мудрецу на бумаге, от присущей ему робости и в надежде, что так у мудреца позже лопнет терпение и он ответит хотя бы на некоторые. И были эти вопросы такими: В чем смысл жизни?... Почему люди злы и неблагодарны?... Как убедить Дома Савиньягами и Варзоми присягнуть пресветлому даймё?... Почему его обожаемая принцесса Катари-сама из Дома Аригоши снится ему в красном кимоно гейши Мари-Ано?... Когда Робер-доно обретет просветление духа, достойное самурая его известности?... Где сокрыт меч Императоров Раканори?...Достаточно ли устал от жизни великий сёгун Алвагочи, чтобы предложить ему бескорыстную помощь в совершении сеппуку?... И много других, не менее умных. Наконец голодный, оборванный и весьма далекий от осознания Дао Ди-Кон преодолел последнюю из сорока четырех тысяч ступеней и увидел мудреца. Великий Э-ла сидел на скале и играл на флейте. И так божественно прекрасна была музыка его души, что прямо из скалы произрастала прекрасная сакура и немедленно зацветала.
Далее многие достойные люди по разному заканчивают эту историю. Первые рассказывают, что Ди-кон был так поражен звуками музыки и прекрасными цветками сакуры, что забыл про свои вопросы и тихо ушел восвояси. Он так и не постиг Дао, но старый сенсей Джу с тех пор меньше жаловался Вселенной Вторые считают, что мудрец изобрел гнательный падеж и послал самурая к таинственной Создательнице. Третьи добавляют, что мудрец изрек грустное хокку, вслед уходящему самураю:
Слова чужие уносит Ветер между ушей Спит наяву поросенок.
Четвертые говорят, возражая первым и вторым, что мудрец ответил на все вопросы юного самурая, но так, что на последнем ответе тот умер, ибо познал, что такое стыд. Пятые утверждают, что мудрец немедля воскресил непутевого, вернув его душу из принадлежащей ему Преисподней, к большому неудовольствию демонов, потому что был милосерден. А правду знает лишь Великий мудрец Э-ла…